Почему Путин даже среди русской молодежи крайне популярный? Культурный критик Андрей Архангельский объясняет их двойную мораль. Советское прошлое, которое они сами не застали, восхваляется, но вместе с тем молодежь вовсю увлекается западным комфортом. 'Это парадокс: система, которая апеллирует к высшим моральным категориям как патриотизму, родине, национальным ценностям, одновременно внушает абсолютный цинизм как норму поведения'.
'Раньше мы были сильной державой, нас все боялись... В СССР все получали одинаковую зарплату, каждый имел квартиру, работу... Общество было более справедливым...' Eй 20 лет, она учится в престижном когда-то советском вузе, готовившем дипломатов. 'Но ведь в СССР не было свободы?..' Она отвечает: 'А что такое свобода?' Это очень типично для россиян – на вопрос о свободе здесь принято отвечать вопросом: 'свобода для чего? свобода от чего?' Свободу здесь считают абстракцией, она понимается только как инструмент для достижения цели. А значит и отношение к свободе – как инструменту, в лучше случае; в худшем – как к попытке вас обмануть.
Юная ведущая на радиостанции с утра уже не говорит, а поет звонким голосом – комментируя очередное решение власти: 'Мы должны показать Западу', 'Мы поедем на олимпиаду в Рио', 'Как мы должны реагировать на провокации Госдепа США?' Ей 25 лет, и больше всего в ее речи поражает вот это 'мы'. Из таких, как она, состоит почти вся редакция. Это частный медиа-холдинг, но он занимает агрессивную прогосударственную позицию. Они ощущают себя добровольными помощниками власти, спецслужб или даже президента лично, и поэтому их речь выглядит как попытка помочь власти узнать врагов в лицо: 'А разве их всех не пора посадить?' - спрашивают они риторически, и это уже напоминает язык сталинских чисток 1930 годов.
Если вы упрекнете их в необъективности, они искреннее удивятся. 'А что плохого в том, что мы любим свою страну, что мы верим Путину и его команде?' (команда, впрочем, может меняться. Достаточно просто верить Путину - он знает, что делает). Они не видят разницы между журналистикой и пропагандой. Вероятно, это психологическая сатисфакция - за ночные улицы их родных городов в 1990е годы, по которым было страшно ходить. Теперь они готовы оправдать любое государственное насилие - потому что видят в государстве единственного защитника. Наша ведущая относится к государству как к супругу, который должен заботиться о ней, охранять и одновременно держать ее в строгости.
Итак, они выросли - первое поколение, которое не знало цензуры и советских очередей за продуктами. 'Их уже не загонишь обратно в стойло' – говорили так еще пять лет назад. Поколение, прожившее всю свою жизнь при капитализме, свободно говорящее на иностранных языках и повидавшее заграницу еще в детстве. Они выросли - и теперь хотят обратно в СССР, по крайней мере, на словах. Мы не рождаемся в пустоте. В детстве они постоянно слышали от родителей или учителей: 'В СССР работа была для всех... денег хватало на все... не надо было унижаться...' Конечно, это лицемерие, или неправда – но этого уже никто не помнит. Помнят только хорошее. Эти дети выросли с мыслью, что они потеряли великую страну, и они хотели бы ее вернуть.
Но так говорили им не только родители. Вся сознательная жизнь этих молодых людей прошла при Путине: его должность могла называться по-разному, но он всегда был, он ни разу не оставлял их одних (Путин пришел к власти в 2000 году; с 2008 по 2012 он занимал пост премьер-министра). Прежде, чем мир узнал понятие «российская пропаганда», она уже десятилетие была направлена на самих россиян. Государственные медиа за 10 лет осуществили невероятную операцию: они внушили россиянам ностальгию по прошлому. Все эти годы телевизор рассказывает о том, как хорошо жилось в СССР. Но, в отличие от родителей, поколение 20-ти летних знает СССР только по «историческим» сериалам и фильмам, их создано за эти годы сотни. Так был создан фантастический, «виртуальный» образ СССР - никогда не существовавший в реальности. Но нынешние 20 летние именно так и представляют себе прошлое: сверкающий мир, напоминающий ракету Юрия Гагарина - где все живут дружно, всем довольны, ни в чем не нуждаются. О современности в России снимают и говорят в разы меньше и с меньшим интересом. Современность – это негласное табу для кино и телевидения. Современность это опасно, прошлое – безопасно.
Социология и психология
Психологически сознание большинства населения находится в перевернутом состоянии – она живет скорее в прошлом, чем в настоящем, и молодежь тоже. СССР не стало 25 лет назад, но его идеал – «поколение, которое будет жить при коммунизме» - словно по инерции осуществился в совсем другой стране. Советская молодежь в 1970-80 была гораздо циничнее, она хохотала над партийными съездами и пожилыми генсеками. Нынешние 20-ти летние напоминают строителей коммунизма с советских плакатов: они действительно верят тому, что говорит пропаганда. Советская идея переживает невиданный ренессанс.
Среди молодых есть, хотя и небольшой, процент милитаристов и сталинистов – тех, для кого насилие является единственным способом решения проблем. Войны они боятся меньше, чем геев и толерантности. Впрочем, хотя они и отрицают 'западные ценности' - но продолжают покупать заграничную одежду и обувь, машины и бытовую технику (потому что они качественнее), смотреть американские блокбастеры, а также ездить на каникулы в Европу – чтобы еще раз увидеть, как она 'приближается к краху' (так говорят по телевизору).
Как объяснить это – что молодое поколение хочет вернуться куда, где не было даже той свободы, которая есть в путинской России?.. Первый и главный парадокс, который фиксируют социологи: молодежь в России не является референтной группой, локомотивом перемен – как в обычном обществе. Молодежь в России не молодежна, если угодно. 'Общество в России слишком гомогенно,' фиксирует заведующая лабораторией политических исследований НИУ ВШЭ Валерия Касамара. Что это значит? У молодежи в России нет каких-то желаний, отличных от желаний других возрастных групп - а общество в целом пассивно. Социологи из Левада-центра признаются: они исходили из того, что 'советский тип' человека к концу 1970х-началу 1980х закончился, и ему на смену, после краха советского проекта в 1990х должен прийти другой тип. Однако социологические опросы уже в 2000 годы фиксировали: советский тип не уходит — он воспроизводится. Директор Левада-Центра Лев Гудков: 'Надежды на то, что с молодым поколением все принципиально изменится, оказались иллюзиями'.
Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований Левада-центра, делает не менее сенсационные выводы. Еще в 2013 году, после Болотной, он заметил, что уровень неодобрения российского президента выше среди рабочих и безработных. А среди молодежи в возрасте от 18 до 24 лет поддержка деятельности Путина крайне высока: 65% из этой группы одобряют его деятельность (при этом общий уровень одобрения власти и президента в 2013 году был самым низким за 12 лет). 'Молодежь демонстрирует лояльность любой власти. Обычно считается, что молодежь - это бунтарское, критически настроенное поколение, в российских условиях это не так,' констатирует социолог.
Отношение к Украине
Что уж говорить о периоде после 2014 года, на который пришелся пик антиукраинской пропаганды в медиа?. 23 года Украина была своеобразным зеркалом для России. В конце 1990х, а особенно после Оранжевой революции (2004) Украина была даже модным местом. Уикенд в Киеве – типичное студенческое развлечение для россиян: цены ниже, виз не нужно, русский язык все понимают. Российская пропаганда справилась с этим умилением за две недели: она внушила, что Украина захвачена 'фашистами' и 'карателями'. В марте-ноябре 2014 года киевские студенты записали несколько обращений к российским студентам. Украинские студенты не настаивали на собственной интерпретации происходящего - они лишь просят россиян «сомневаться и проверять информацию» (имея в виду пропаганду). Эти ролики - попытка вступить в диалог, говорить с позиций объективизма.
Ответ им был записан активистами прокремлевского проекта 'Сеть', которые учатся в калининградских вузах, ремейк предыдущего прокремлевского движения 'Наши' (2005), цель движения – 'воспитать поколение молодых людей, которые будут верны стране, верить в Путина'. Этот ответ записан в той же стилистике, что и обращение киевлян - он претендует на то, чтобы выглядеть как ответ 'всех российских студентов'. Они отказываются 'сомневаться' и повторяют официальные пропагандистские клише. Следом в сети появилось еще одно обращение – 'настоящих', как указано в ролике, российских студентов, московских, которые даже называют свои имена и фамилии. 'Мы не можем говорить от лица всех студентов России, но нам стыдно, простите нас,' трижды повторяют они.
Эта ситуация показательна для понимания того, как устроено общество в России. От лица общества, народа или страт пытается говорить государство – и пытается выдать это мнение за «общее мнение всех». Это пример манипуляции на высоком уровне. Как реакция на эту манипуляцию, возникает альтернативный голос – но он воспринимается уже как 'частное мнение'. Что на самом деле думают молодые об Украине? Трудно сказать - потому что Украина уже два с половиной года для россиян - табу, она существует в медиа только в виде 'черной дыры'. Проще всего ничего не думать об этом – как и о других скользких темах.
Хипстеры
15 процентов – именно такую цифру называет Лев Гудков, говоря о той части молодежи, которая критически оценивает действия российской власти. Они лучше образованы, как правило воспитывались в семьях с большим культурным капиталом. Именно к таким вероятно относятся и авторы обращения 'настоящих студентов'.
В декабре 2011 казалось, что эта цифра гораздо больше. Тогда в Москве, Петербурге, других крупных городах начались стихийные массовые протесты – молодые люди вышли на улицу, протестуя против фальсификаций на выборах в парламент. Никто не удивился этому – напротив, это казалось естественным: выросло новое, 'непоротое' поколение. Их стали называть 'хипстерами' (от 16 до 25 лет, представители среднего класса, которые увлекаются альтернативной культурой) – однако в России этот термин вскоре стал политическим. Они были 'вне политики' (к этому их приучала пропаганда) – но все равно вышли на улицу.
Власть впервые с момента прихода Путина к власти столкнулась не с требованием 'дать больше денег', а с требованием прав и свобод. Кремль тогда испугался – и было от чего. Протестовали люди, которые никак финансово не зависимы от государства, а значит ими нельзя манипулировать. Сегодня, спустя 5 лет, Болотная все больше напоминает студенческие волнения во Франции 1968 года. Это был не только политический, но и эстетический бунт: это был протест против языка лжи. 2012 год во многом сформировал новое поколение: они пошли в волонтеры, в политику, в общественные организации. Эти люди раньше других стали жить и работать иначе, по-западному, - и теперь они требовали, чтобы и жизнь вокруг стала другой. 'Не врать, не воровать' – их лозунг. Они перестали бояться политики, ходить на митинги стало для них общественной привычкой, как и защищать чужие права – мигрантов или геев. Многие из протестовавших с тех пор, особенно после 2014 года, предпочли свести свои отношения с государством к минимуму, это напоминает диссидентскую практику 1970х годов.
Я помню лагерь 'Оккупай Абай' в центре Москвы, появившийся стихийно в центре города в мае 2012 года: пока двадцатилетние либералы произносили речи, националисты – казалось бы, злейшие враги – охраняли лагерь по периметру. Это была в своем роде платоновская Утопия. Уже тогда говорили, что Абай – это российский прото-парламент: так будут выглядеть в будущем его фракции – либералы, левые, националисты. Больше всего власть испугало, вероятно, что люди разных политических взглядов смогли договориться между собой. Что протест против Кремля объединил политических оппонентов. 'Оккупай Абай' разогнали через 10 дней с помощью полиции.
В Кремле протест был понят буквально - как требование молодежи и среднего класса сделать жизнь более комфортной, больше модных кафе и велосипедных дорожек. Власть была уверена, что это «бунт сытых», московские бобо бесятся с жиру. Однако желая погасить протест (который длился с конца 2011 до 2013 года), московская власть взялась за 'гуманизацию Москвы' - для того, чтобы успокоить московских хипстеров. Иностранец, посетивший Москву 2012-13 годах, видел город, напоминающий любую европейскую столицу: однако это было лишь внешнее сходство. Авторитарный порядок не умеет налаживать коммуникацию, не уважает чужой свободы.
Очень скоро гуманизация превратилась в очередную помпезную стройку века. Гуманизация пространства (явление символическое, предполагавшее смягчение человеческих нравов) превратилось в физическую переделку центра Москвы: это напоминает благоустройство казармы. Действительно в городе стало чище – но почему-то эта чистота не сделала Москву человечнее и современнее. Москва превратилась в надгробие (из-за темного гранита, которым оформляют подуличные переходы), в музей 1930х годов, словно приглашая хипстеров приобщиться к сталинской культуре.
Антиукраинская и антизападная пропаганда после 2014 года была удобна Кремлю еще по одной причине: она превратила молодых российских националистов, левых и либералов в непримиримых врагов. Еще в 2012 году казалось, они вполне способны найти общий язык. Разобщать, вносить раздор в ряды оппозиции – это традиционная тактика Кремля.
Вполне можно допустить, что на Болотную ходили и те, кто сегодня рассказывает про 'угрозу НАТО' и 'прогнившие западные ценности'. Людям свойственно примыкать к мнению большинства, а его формирует телевизор. Когда протесты были в моде, многие студенты поддерживали их – как сегодня, вероятно, поддерживают власть.
Люди в России традиционно чутко улавливают требуемую степень лояльности; в 2012 году она была ниже, сейчас высказывание альтернативной точки зрения в гомогенной среде может создать дискомфорт. Общество после 2014 года поляризовалось, оно разделилось на провластное большинство (86%) и либеральное меньшинство (14%), они не сходятся почти ни по одному вопросу. Количество оппозиционно настроенных людей в молодежной среде (их традиционно больше в столицах и крупных городах) по-прежнему составляет те самые 10-15 процентов.
Приспособление, двойная мораль
Желания у большинства молодежи, особенно провинциальной, прагматичны: зарабатывать деньги, жить в свое удовольствие. Сейчас экономических возможностей для этого меньше – после введения западных санкций. Выбор невелик: работа и зарплата будет связана, скорее всего, с государством. Людям, боящимся потерять единственную работу, не нужно объяснять, как себя вести: известный еще с советских времен инстинкт приспособления срабатывает у всех. Молодежь хорошо понимает сегодняшние правила игры – правда, теперь она понимает и всю искусственность этих правил.
Это возвращение к советской двойной морали: говоришь одно, думаешь другое. Социологи отмечают: человек может на словах 'не любить Америку', но при этом все равно идентифицирует себя с западной культурой.
Лев Гудков говорит, что одно из главных свойств советского типа – способность человека приспосабливаться к репрессивному государству, выживать в условиях насилия. Дефицит самоуважения компенсируется коллективным переживанием патриотической гордости. Сочетание показного оптимизма и внутреннего пессимизма типичны для молодых россиян; они могут что угодно говорить вслух, но про себя всегда готовятся к худшему. Гомогенному обществу – парадокс – присуще гетерогенное сознание. 'На первом месте по популярности среди молодых сегодня госслужба - поскольку является прямым доступом к благосостоянию. Одновременно то же самое чиновничество оценивается как наименее порядочный и наиболее аморальный контингент. Такая двойная мораль - свидетельство разложения и развращения общества,' говорит Гудков.
Как видит молодежь будущее? Согласно регулярным общероссийским опросам Левада-центра почти половина россиян (46%) 'не знают, что будет даже в ближайшие месяцы', треть (33%) могут планировать лишь 'на 1–2 года вперед', каждый десятый – 'на 5–6 лет' и лишь 5% россиян планируют 'на много лет вперед'. Молодежь, люди с самым большим будущим, представляет свою жизнь лишь на пару лет вперед. Короткий горизонт планирования, говорят социологи, связан с представлением о том, что обычный человек не может повлиять на происходящее в стране (лишь 6% россиян считают, что могут оказывать 'полное' или 'значительное' влияние на происходящее в стране). Участники фокус-групп обычно сходятся во мнении, что, 'что бы ты ни придумал, от тебя все равно ничего не зависит', 'нас все равно никто не спросит', 'власть все сделает по-своему'. Респонденты разных возрастов, в том числе молодые, демонстрируют желание сбросить эту сложность, отказаться от тревожного настоящего и будущего в пользу советского прошлого.
Молодые привыкли потреблять – эта привычка у них сложилась в 2000е «сытые» годы. Однако наравне с этой привычкой у них не сложилась привычка к труду, культ работы – понимание, что уровень их доходов зависит от их собственных усилий. Это результат борьбы с либеральными и капиталистическими ценностями. 'У нас молодежь ориентирована на высокий уровень потребления вне зависимости от того, как это происходит и какими средствами обеспечивается', говорит Гудков.
Выборы
Предыдущий массовый протест 2012 года были реакций общества на несправедливость выборов в парламент страны. Сейчас интерес к парламентским выборам (сентябрь 2016 года) ослаб: такое ощущение, что людям все равно. Власть это устраивает, но стоит напомнить урок позднесоветского времени: именно тотальная апатия и неверие ни во что стали главной приметой позднего СССР.
Двойная мораль, готовность приспосабливаться, показная лояльность – вот и ответ на вопрос, почему молодые люди не сомневаются в правоте государства. Большинство из них не имеют политических убеждений, но они 'не против власти'. Нынешним студентам, которых власть часто использует в качестве массовки для демонстрации 'всенародной поддержки', пропаганда дает понять, что демократия - это фикция, болтовня, 'все решается в кабинетах' (в точности повторяя тезисы консервативного немецкого философа Карла Шмитта в 1920-30 годы). Поэтому неважно, за какую партию агитировать – поскольку 'политика - грязное дело'.
Психология страхующего цинизма – так это можно было бы назвать. В российском смысловом поле повсюду рассыпаны подсказки, которые словно оберегают человека от моральной оценки собственных действий. 'Все люди одинаково плохи, жадны, все обманывают всех', - внушает пропаганда на уровне чуть более сложном, чем телевизионный. Тем самым снимаются моральные инстинкты. Это в своем роде парадокс: система, которая апеллирует к высшим категориям – патриотизму, родине, национальным ценностям – одновременно внушает абсолютный цинизм как норму поведения. Все та же двойная мораль: любая политика аморальна, относись к этому просто как к работе.
...На улице теперь много молодых людей, которые раздают газеты правящей пропутинской партии. Посмотрев на первую страницу, молча прохожу мимо – девушка, которая раздает бесплатные газеты, понимающее улыбается. Ей нет дела до моих убеждений, она не хочет агитировать за своего кандидата. Она уже привыкла к такой реакции людей (вся улица усеяна только что выброшенными газетами): люди не верят никому и ничему.
Эти молодые люди просто зарабатывают деньги. Но власть пытается вырастить и искренне поддерживающую ее молодежь – для этого постоянно создают разные патриотические организации. Однако есть проблема с искренностью: дело в том, что у современной российской идеологии нет позитивных ценностей, она построена только на отрицании чужих, 'западных ценностей'. Из–за этого в стране сложился ценностный вакуум. Человек не может жить в пустоте: ему нужен образ будущего, перспектива, созидательные ценности. Рано или поздно этот вопрос – «чего мы хотим?» - придется решать именно этому поколению – которому сейчас 20-25 лет.
Почему так получилось - что страна много лет живет без ответов на главные вопросы? Дело в том, что политическая свобода досталась ей даром, в 1991 году. И поэтому ценность свободы большинство граждан неспособны оценить – а меньшинство начинает осознавать только сейчас. Какая-то часть людей продолжает быть уверенными, что можно жить 'вне политики'. Между тем политика сама приходит к людям – в виде растущих налогов или репрессивных законов – и поставит перед ними эти неизбежные вопросы.