Москва-2016: между гламуром и насилием

Россия уже больше двух лет находится под международными санкциями; большинство российских регионов ощущают экономические последствия этого. Однако турист, прибывший в Москву, будет удивлен: на первый взгляд, здесь по-прежнему весело и громко. Как понимать культурный подьем и авторитарную практику? 

Андрей Архангельский 

В Большой театр, как во времена Брежнева, билетов не достать; а для любителей альтернативного театра есть Гоголь-центр и театр.doc. На выставку Рафаэля в музей имени Пушкина уже несколько месяцев стоит очередь (подобные очереди есть и в Париже, Нью-Йорке или Флоренции, но только в России ими принято гордиться). Не так плохо и с остальным: большое количество музеев, галерей и фестивалей – хорошего, часто даже мирового уровня. Например, Еврейский музей и Центр толерантности: созданный по мировым стандартам, с аудио-визуальными эффектами, с постоянными лекциями и мероприятиями (бонус для тех, кто читает этот текст: здесь – почти единственное в Москве кафе, где нет оглушительной музыки). Современная культура в столице располагается островками: «Стрелка» (пространство бывшей фабрики Красный октябрь), Винзавод, Гараж в Парке Горького – культурные кластеры самого современного искусства. Попав сюда, вы будете чувствовать себя, как в Европе или Америке. Пока в российской провинции открывают памятники Сталину и Ивану Грозному, здесь все-таки царит 21 век.  

Кроме того, сам город переживает третий или даже четвертый этап реконструкции – самой масштабной со времен Брежнева; но теперь здесь не строят новых шоссе и домов. Напротив, Москву делают пригодной для жизни: расширяют тротуары, сажают деревья вдоль трасс, восстанавливают ландшафтные парки. Это называют гуманизацией городского пространства; план, который был разработан еще в 2013 году, имел целью «вернуть город людям», создать в городе friendly-среду. Реализован этот план в 2016, спустя три года, но между этими двумя датами – целая эпоха.

Три года назад казалось, что преодолев временные трудности с демократией, Россия все-таки станет частью европейского мира. Сегодня сказать такое не решится ни один чиновник: согласно новой пропагандисткой установке, «Запад всегда хотел погубить Россию». «Толерантность» сегодня звучит как синоним всего опасного, – наряду с гей-парадами (благодаря пропаганде многие уверены, что они – главная угроза безопасности России). 

Единственная «европейская идея», которая не подвергается сомнению в России еще с позднесоветских времен – идея комфортной жизни. Бытовой комфорт всегда был проблемой в России (путинская команда помнит, вероятно, что отсутствие элементарных удобств и услуг окончательно лишила советскую власть к 1980 годам поддержки населения). Впрочем, у ускоренной урбанизации Москвы есть и другая причина.

Уличные протесты в Москве 2011-12 годов оказались абсолютной неожиданностью для власти. В Москве и Петербурге, как выяснилось, за 20 лет успело вырасти целое поколение тех, кто выиграл от капитализма больше, чем все остальные. Жители обеих столиц гораздо меньше зависят от государства, чем в других городах России, они лучше образованы, информированы и самостоятельны в оценках. Власть растерялась, потому что этими людьми нельзя манипулировать – как бюджетниками; но самое главное – власти была совершенно непонятна причина бунта. Бунтовать вышли не бедные, а «сытые», даже богатые – по российским меркам. В сознании российской власти (а цинизм – базовая черта ее мировоззрения, что бы они не говорили о себе) не укладывается мысль о том, что у человека могут иные ценности, кроме материальных – например, требования политической свободы. Власть судорожно искала способы успокоить средний класс в столице, и в конце концов она решила, что «им просто нужно больше кафе и велодорожек». Сама эта идея – компенсировать отсутствие политических свобод бытовым комфортом – тоже крайне цинична; но в самой по себе идее сделать Москву более человечной нет ничего плохого. 

высадка деревьев москва

Главным героем столичной культурной революции стал Сергей Капков, директор парка Горького (март – август 2011). Парк за постсоветские годы стал тем же, чем и большинство советских «витрин»: пивные и водочные ларьки, архаичные аттракционы, рестораны в духе 1990х и крайне агрессивная атмосфера. Капков за полгода превратил парк в нечто очень удобное и комфортное. Дешевую водку он заменил дорогим вином; провел вай фай, развесил гамаки между деревьями, оборудовал велодорожки, открыл модные кафе. Тем самым он изменил социальный состав посетителей парка, и это место на какое время стало меккой хипстеров. Вскоре мэр Москвы Сергей Собянин, чей креатурой и был Капков, назначал его министром культуры Москвы. 

В конце концов, важны не велосипедные дорожки или вай фай. За всем этим стояло нечто большее: гуманизация Москвы, и шире — всей России. От культурной революции все ждали именно социальных изменений. Средний класс требовал другого уровня жизни и другого к себе отношения; власть уже не могла с этим не считаться. Ты можешь купить квартиру в шикарном доме и хорошую машину: но это не может изменить пространство вокруг — агрессивное, жестокое. Нужны не заборы и охранники, а исправление нравов — в городе и стране в целом. В общем-то, нет задачи важнее для России, чем эта; и именно отказ решать эту проблему в 1990е привел к катастрофическим последствиям сегодня. Культурная революция в Москве действительно оказала влияние на всю страну: вскоре и в других городах России стало происходить нечто подобное, и это был редкий случай, когда цели власти и горожан совпадали. Гуманизация стала модным трендом, и символической его вершиной стало шоу-открытие на Олимпиаде в Сочи, где Россия предстала как страна Кандинского и Шостаковича, Толстого и Малевича. И буквально на следующий же день (февраль 2014го) Путин своими действиями похоронил все надежды на гуманизацию.

Соединение авторитарной политики и продолжающихся урбанистических преобразований породил в Москве симбиоз гламура и насилия. В 2014 году во время акции Ночь музеев в парке Горького духовые оркестры уже играли военные марши, а на сцене показывали реконструкцию балета 1936 года; вечером грянул салют. Любую индивидуалистическую акцию в Москве умеют превратить в массовое мероприятие. Белоснежная мраморная крошка, символ гламура и гильзы, рассыпанные в художественном беспорядке — так выглядит витрина магазина в центре, торгующего военной амуницией. Это символ сегодняшнего массового сознания в России: европейский шик и эстетизация насилия. Техническая модернизация и духовный консерватизм в Москве идут словно одновременно, взаимно отрицая друг друга. На Новом Арбате поставили «самую длинную скамейку в Европе, на которой одновременно могут поместиться 700 пар влюбленных», как сообщает с гордостью мэрия; скамейка пустует, потому что главный дефицит в городе – тем более для влюбленных – найти укромное место в центре. На улицах теперь настолько широкие тротуары, что они почти не заполнены людьми. Парадокс? Нет, если вдуматься. Люди в мегаполисах не имеют привычки совершать променанд — как в 19 веке; также в столице нет рабочего класса, который когда-то шел по утрам на заводы. Широкие тротуары стали еще одним памятником волюнтаризму — московское начальство создало еще одну утопию в масштабах города.

Сегодняшнее массовое сознание в России: европейский шик и эстетизация насилия. 

Реконструкцию ВДНХ — масштабного памятника сталинского времени — курировал лично мэр Москвы Собянин. Модные кафе посреди сталинского ампира: это можно назвать хипстеризацией сталинизма. Мемориализация всего советского — процесс, идущий параллельно модернизации Москвы. Изображение Сталина в виде хипстера является пугающе точным символом того, во что выродился процесс гуманизации Москвы: в эстетическое оправдание авторитарного режима. Обещания Собянина вернуть Москве транспортные маршруты или липовые аллеи вдоль Тверской «как при советской власти»; бесконечные ретро-парады и ретро-праздники. В метро и даже на детских площадках звучит советская музыка. В сущности, это абсурд: власть занимается популяризацией несуществующего государства (СССР). Московская власть, вероятно, считает, что так людям будет приятнее  жить в прошлом, в застывшем безвременье. Впрочем, Кремль в целом поощряет эту эстетическую ностальгию по советскому времени. 

ретроРетро-парад Волг, Москва, 2017

Я пишу этот текст в библиотеке парка Горького — действительно очень приличной библиотеки по искусству. Чтобы пообедать в кафе, мне нужно пройти парк насквозь — всего 100 метров, но я не могу этого сделать. Мне приходится идти в обход, километра два. Дело в том, что гигантская территория парка на полгода, с осени до весны перегорожена: там устанавливают каток. Как это принято в России, он, конечно же, «самый большой в Европе» — и возводится в память о катке, который тут был при Сталине. По дороге мне попадается очередная выставка фотографий, воспевающих СССР. Советский плакат или фотография теперь — необходимый атрибут лояльности для любого государственного культурного учреждения. Недавно у парка Горького опять сменился директор: Елена Тюняева  успела проработать в этой должности всего год. Чем же она не угодила? Есть предположение, что ее наказали — за то, что она провела в соседнем Музеоне (он объединен с парком Горького) праздник «Остров 1990х», где воспоминали о том, о чем сегодня нежелательно вспоминать: демократию и Бориса Ельцина. Такое ощущение, что московская власть теперь хочет изгнать «дух 2012 года» из Москвы. Про хипстеров никто уже не вспоминает — Путин, как известно, не любит ничьей элитарности кроме элитарности самой власти. Впрочем, с интеллигенцией перестали заигрывать еще в 2015 году — с уходом Сергея Капкова с поста министра культуры Москвы. Чиновник ушел из политики и отрастил бороду (своеобразный символ свободы для  российского чиновника); иногда его можно встретить на культурных мероприятиях.

В 2015 году было понятно, что таким, как Капков, уже не место во власти. Пришли другие моды, требуются совсем другие люди. Власть в последние годы максимально использовала культуру для пропаганды. И в этом заслуга другого героя последних лет — министра культуры России Владимира Мединского. Он демонстрирует крайний консерватизм во взглядах и время от времени напоминает интеллигенции о том, что за государственные деньги она должна делать такое искусство, которое устраивает власть. Из  сотен выставок, которые отрылись в течение последних двух лет в Москве, половина содержит в себе слово «война» или «советское». Тотальная милитаризация и советизация официальной культуры — вот результат работы Мединского, своеобразного анти-Капкова. Усилиями Военно- исторического общества, которое он также возглавляет, стены домов в Москве украшаются сомнительными с художественной точки зрения копиями советских военных открыток и портретами маршалов. Центральный книжный магазин Москвы к 9 мая завален пилотками, котелками и другой военной амуницией, а также книгами «Мифы о России» самого министра Мединского. Такое ощущение, что память о второй мировой войне для этих людей — только предлог: на самом деле они воспевают войну как таковую — как объединяющую ценность, как способ мироощущения. Официальная культура теперь занимается скрытой популяризаций, эстетизацией войны; культура приучает гордиться войной и мыслить в категориях войны. 

Москва сегодня — это пространство цивилизационного и интеллектуального парадокса. Заявленная гуманизация Москвы продолжается — при этом ужесточены правила проведения митингов и демонстраций. Гуманизация города – и безжалостный снос мелких торговых точек возле станций метро, с помощью бульдозеров и экскаваторов (такая спецоперация проводилась уже дважды, зимой и летом 2016 года); примерно половина этих строений была установлена при прежней московской власти на законных основаниях. Гуманизация — и отсутствие коммуникации с населением (летом из-за ремонта почти весь центр города был парализован — причем, власть никак не объясняла свои действия). Мэрия при этом удивлена — почему люди опять возмущаются — ведь это делается для них, чтобы жителям было лучше?.. Но люди возмущены не самой реконструкций — а тем, что с ними никто не советуется, все решают за них — обычная авторитарная практика. 

Здание фотогалереи имени братьев Люмьер, где проходила в сентябре 2016 года выставка известного ню-фотографа Джока Стерджесса «Без смущения» берут в кольцо члены военизированного объединения «Офицеры России», одну из фоторабот радикал обливает мочой; затем выставку закрывают сами организаторы. Неважно, что Центр братьев Люмьер продолжает работать. Важно, что то же самое может случиться в любом момент в любом культурном центре Москвы. Организация Мемориал (та, что хранит память о сталинских репрессиях) недавно объявлена иностранным агентом — в России это можно считать черной меткой. Члены «Революционного коммунистического союза молодежи» вывесили чучело писателя и Нобелевского лауреата Александра Солженицына на входе в московский музей ГУЛАГа. Это государственный музей, в отличие от Мемориала; отказ от государственного насилия (символом которого стал ГУЛАГ) лежит в основании новой России; произведения Солженицына изучают в рамках школьной программы. Но само напоминание о ГУЛАГе уже кажется патриотам кощунством, клеветой на историю страны — вот к чему привела  ностальгия по советскому. Выставка работ художника Вадима Сидура проходила в государственном Манеже — но это не помешало приходу туда религиозных фанатиков, которые покалечили одну из работ: им показалось, что она оскорбляет их религиозные чувства. У Сахаровского центра милитаристы облили краской фотопроект о конфликте на Донбассе. 

Общее чувство, которое сегодня испытывают участники культурного процесса в Москве — страх. Кто знает, что завтра может не понравится религиозным фанатикам или патриотам-радикалам, что оскорбит их чувства?.. Кто знает, на какой черте завтра остановится насилие? Границы допустимого размыты; погромщики очень хорошо чувствуют, что их не сильно накажут за порчу «вредного» или «чуждого» искусства. Это напоминает уже скорее традиции хунвейбинов, и другой культурной революции — в Китае в 1960е годы. Любые современные выставки не значат ничего — если завтра они могут стать жертвами насилия. При всех декларациях о гуманизации насилия и страха стало больше — по сравнению с тем же 2012 годом.  

Никакой комфорт и технологии сами по себе не могут изменить авторитарных привычек. Горький урок последних 25 лет: эстетика и технологии ничего не смогли поделать с этикой, которая так и осталась авторитарной. Гуманизация в России должна начинаться с изменения сознания, с отказа от насилия — а не с перекладывания плитки. Но «гуманизация» в России, как и прочие идеи, по-прежнему понимаются лишь как техническое средство, но не цель. Реализация любых гуманных идей превращается в итоге в их отрицание, в насилие - как это и случилось с Москвой.