Сто лет с революцией, угнетением, террором и обеднением сделали из России страной без морали, пишет философ Александр Ципко. Это наследие Дженгис Хана. Читайте Бунина, Горького. Раболепство русских принудит им закрывать глаза на вопиющие пороки их лидеров. 'Мы в течении сто лет ничего не научились.'
На мой взгляд природу нынешнего морального кризиса в России все-таки лучше описывать при помощи словосочетания «морально-этические нормы», чем просто при помощи понятия «этика», как предлагает в своей статье «Дырки этики» Андрей Архангельский. До сих пор под этикой понималось философское исследование норм морали. К примеру, в советское время «этика» изучала различия между моралью Ветхого и моралью Нового Завета.
В любом случае надо осознавать, что состояние морали как мера очеловечивания человека и человеческого общества всегда зависела от осознания людьми самоценности человеческой жизни, и тем самым от осознания того, что другой человек, который рядом с тобой, такой же человек как ты, обладает такой же ценностью. Отсюда и золотое правило Библии: «Не делай другому того, чего себе не желаешь». Прорыв в деле очеловечивания человека как раз и был зафиксирован в заповедях Христа, обещающих «вход в жизнь вечную» в заповеди «Не убий; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и люби ближнего твоего, как самого себя» (Евангилие от Матфея, 19, 18).
Трагедия России в силу ее евразийскости, так и непреодоленного монгольского духовного наследства, «наследства Чингисхана» состоит в том, что у нас в отличие от других христианских народов так и не укрепилась в национальном сознании самоценность человеческой личности. Отсюда и циничное отношение правителей России к проблеме жертв во время войны. Сталин здесь ничем не отличался от русских царей. Как говорил тот же Сталин, нет ничего страшного в том, что мы теряем много людей во время воинских операций, мол, «русские бабы нарожают новых солдат».
И если мы говорим о моральном кризисе в России, в стране, все-таки являющейся частью христианской цивилизации, где все основные достижения культуры, литературы и философии выросли из православия, то, наверное, мы имеем право оценивать нынешнее состояние морали в России по европейским меркам. Мы имеем право оценивать состояние морали, исходя из отношения современного русского человека к насилию, к праву в зависимости от его способности к состраданию, способности заниматься благотворительностью, от его способности сострадать к мукам соотечественников, которые прошли через горнило ленинских и сталинских репрессий. Я лично вижу духовный кризис в России прежде всего в том, что подавляющая часть современной России, включая молодое поколение, абсолютно равнодушна к судьбе жертв, к примеру, сталинских репрессий.
Не может в нормальной христианской стране, как у нас, половина населения испытывать любовь и уважение к больному человеку, который убивал сотни тысяч, миллионы людей. В связи с этим несколько наивно выглядят рассуждения Андрея Архангельского о противостоянии авторитарного и демократического способа внедрения в сознание людей этических норм.
Конечно, СМИ играют громадную роль в фиксации того, что дозволено нормальному человеку, а что недозволенно. Но на самом деле отношение к главной заповеди морали, к христианскому «Не убий», во многом зависит от национальных традиций, национальной психологии, от текущей морально-психологической ситуации. Обращает на себя внимание, что сегодня происходит уникальное соединение любви к «лидеру нации» с ростом агрессии, страхом за свое будущее и т.д.
На Западе не учитывают что Россия на самом деле по происхождению своему не совсем нормальная страна. Тут после реформ Петра уже никогда не было единой органической нации. Со времен Петра в России всегда существовала тонкая прозападная прослойка с огромным, как говорил Николай Бердяев, «темным мужицким царством». Советская власть не преодолела этот разрыв, она просто истребила или вытеснила за границу подавляющую часть этой просвещенной интеллигентской прослойки. Вообще при оценке нынешней морально-политической ситуации в России надо учитывать, что мы – уникальная страна, прошедшая через уникальный семидесятилетний коммунистический эксперимент.
По Москве, где сосредоточена основная часть интеллигенции, которая по преимуществу находится в оппозиции к Путину, за Григория Явлинского на выборах в Думу 18 сентября 2016 года проголосовало более 10% избирателей. Они голосовали за Явлинского, который открыто предлагал вернуть Крым Украине, чтобы избавиться от санкций. А в Татарстане, Чечне, Башкортостане практически никто не голосовал за «Яблоко», ибо лидер этой партии Григорий Явлинский воспринимается населением этих республик как «предатель».
Человеку, который берется судить о состоянии души современного русского народа, не надо ничего изобретать. Существует громадная литература, посвященная особенностям русской национальной психологии, анализу причин победы большевиков, которые в 1917 году без особого труда вытеснили из русского, якобы православного человека отвращение к убийствам и ввергли его в кровавую, братоубийственную войну. Диагноз основной болезни русского человека известен: если бога нет, то все позволено, как писал Федор Достоевский. Ленинское «нравственно все, что служит делу победы коммунизма», легко вытеснило из души русского человека христианское «не убий».
Поэтому очевидно, что любой серьезный анализ духовной ситуации в России предполагает выяснение того, насколько в национальном самосознании осталось то, что обеспечило победу большевизма в России, насколько и в какой мере осталась та жестокость, злоба, зависть, агрессия, которые так умело эксплуатировали в своих целях циничные большевики.
Все верно. Официальная, не просто «авторитарная», а коммунистическая мораль, как пишет Андрей Архангельский, «учила не столько жить, сколько умирать». Но надо понимать, я повторяю, что она могла прижиться только в той стране, где жизнь человеческая мало что стоит. Хотя и тут не все так просто. Национал-социализм тоже учил не столько жить, сколько умирать. И немцы, не имеющие никакого наследства Чингисхана, шли и умирали во имя Гитлера. Но вернусь к России, к ее проблемам.
И как только я начинаю сопоставлять, что писали, к примеру, Иван Бунин и Максим Горький о духовном кризисе гражданской войны 1918 – 1920 годов, с тем, что я наблюдаю в современной России, мне, честно говоря, становится страшно. Всеобщая грамотность, которую большевики подарили России, действительно ничего не изменила в нашей национальной психологии. Складывается впечатление, что наследство Чингисхана, рабская покорность власти сегодня куда больше дает о себе знать, чем в 1917 году. Все-таки в 1917 году крестьяне пошли за большевиками, ибо те обещали им нечто осязаемое: мир, кусок земли, человеческое достоинство.
А сегодня, как показали выборы 18 сентября, популярность партии Путина растет в условиях медленного обнищания людей, в условиях страха за будущее, в условиях, когда власть не в состоянии предложить населению внятной программы выхода из кризиса. Подобного абсурда, наверное, никогда не было ни в истории Европы, ни в истории России. И тут снова мы имеем дело с загадкой русской души, и об этом серьезно.
Наша нынешняя апатия, о которой так много пишут либералы в посткрымской России, вырастает, на мой взгляд, из той же традиционной русской лености мысли, лености русской души. Самодержавие Путина, как любое русское самодержавие, выросло из покорности, долготерпения русского народа, из его поразительной способности закрывать глаза на очевидные кричащие ошибки и просчеты его руководителей. Наверное, при подобной психологии вообще невозможно создать гражданское общество, создать политическую систему, предусматривающую разделение властей, сдержки и противовесы самодержавию руководителя страны. Ведь не случайно, по сути, организация власти в России ничем не отличается от организации и функционирования власти в азиатском Казахстане, в азиатском Азербайджане. Другое дело, что все-таки в России невозможно сделать преемником власти свою дочь, как это хочет сделать Нурсултан Назарбаев в Казахстане. Сегодня власть в России постепенно переходит к бывшим охранникам Путина, к нашей преторианской гвардии.
Самая страшная русская леность – это леность спящего всю жизнь ума. Интересно, что этой «отрешенностью от живой действительности, незнанием ее и (прежде всего – А.Ц.) нежеланием знать ее», как обращал внимание тот же Бунин, страдают не только простые люди, но и его «защитники», народническая интеллигенция. Все происходит, как говорил Иван Бунин: «...народ сам создает правительство, и нечего все валить на самодержавие. Очевидно, это и есть лучшая форма правления для русского народа, не даром же она продержалась триста лет». К сказанному можно только добавить: не триста лет, а уже целых четыреста.
И опять о русском народе и особой русской цивилизации. И тут все было сказано давным-давно. Ведь ничего нового нынешняя якобы патриотическая интеллигенция придумать не смогла. И снова актуален тот же Иван Бунин. Ложь о несуществующих достоинствах, писал он, русского народа и создается для того, чтобы не надо было «думать (об) использовании его недостатков». «О какой правде писать – возмущался Иван Бунин – когда всюду ложь. Нет – вот кому бы рты разорвать! Всем этим Михайловским, Короленкам, Цириковым. А то: «мирские устои», «хоровое начало», «как мир батюшки скажет», «Русь тем крепка, что своими устоями» и т.д. Все подлые фразы! Откуда-то создалось совершенно неверное представление об организаторских способностях русского народа. А между тем нигде в мире нет такой безорганизации!»
И снова все повторяется, конечно, нынешний народ не такой «темный», как тот народ, невежество и дикость которого обличал и Максим Горький. Но все же в цивилизационном отношении он остался таким же «маломощным», отстающим от Запада, как и в 1917 году. Но сегодня, как и в 1917 году, миф о том, что русский народ призван быть «Мессией Европы», быть «духовным водителем мира» используется как наркотик для того, чтобы этот русский народ ничего не делал для оздоровления своей души.
И поразительно, что не только барин Иван Бунин и дитя народа Максим Горький в штыки встречают красивую ложь о моральном превосходстве русского народа над народами Запада, о том, что «наши Каратаевы» обладают «исключительными качествами души», что они «не просто мужики, а всечеловеки» Иван Бунин выступил против учения об особой русской моральной цивилизации накануне революции, а Максим Горький уже в начале гражданской войны.
Начал я в какой раз перечитывать и «Окаянные дни» Ивана Бунина и «Несвоевременные мысли» Максима Горького, и никак не могу найти в их обличительных речах того, чего в нынешней посткрымской России уже нет. Разве что анархизма сейчас несомненно меньше. Но самое страшное, что в быту, в жизни народной сегодня много того же зверства, что и было сто лет назад. «Пришло трое людей в гости к знакомому, но что-то не понравилось гостям в хозяине, и они разрубили его на двенадцать частей, собрали кусочки в мешки и бросили в Обводной канал. Просто».
В советское время я не слышал о «простых» зверствах народа, которые описывает Максим Горький в своих «Несвоевременных мыслях». Может быть, о подобных историях было запрещено рассказывать в СМИ, не знаю. Но сегодня что ни день – пресса рассказывает о пьянках, которые оканчиваются убийством хозяина. Познакомились с хозяином в электричке, пришли в гости и убили его по пьянке. Все просто. Позвали приехавшие в деревню мотоциклисты местного парня, напоили его, чем-то обидели, он пошел к себе в дом, взял ружье, вернулся и всех их убил. Так просто.
Или, желая завладеть квартирой своей семьи, сын заказывает киллеру не только мать и отца, но и сестру. Все просто. И видит бог, чем больше у нас успехов на пути укрепления нашей пошатнувшейся «державности», тем больше зверств в жизни. И это понятно. Каждая новая победа на пути укрепления державности ведет к росту безработицы, к росту бедности. В результате растет преступность. Когда ты голоден, уже нет ни морали, ни закона, тогда все можно.
И это по всему только начало нового этапа в очередном озверении русской души. Все чаще и чаще дети убивают друг друга. Никто не может отрицать, что в посткрымской России вследствие милитаризации сознания людей растет не просто агрессия, злоба друг к другу, но и какое-то легкое отношение к преступлению. Число преступлений, совершенных в нетрезвом состоянии в России только за последний 2015 год выросло на четверть. Как всегда у нас все просто. Девочки-школьницы убивают друг друга. Подобного не было ни в царской, ни в советской России. Но наш нынешний якобы взрыв патриотизма начисто затемнил, заставляет нас забыть об угрозах моральному здоровью нации. Даже церковные иерархи в своих публичных выступлениях не вспоминают о красоте человеческой совести, чувствах добра, прощения, не призывают помогать друг другу, заботиться о падших и сирых. Мы навсегда забыли о лучших чертах русского характера.
Но при этом, как во времена революционных бурь, катастрофически падает ценность добросовестного труда, профессионализма вообще. Падает ценность интеллектуального труда, ума, интеллекта вообще. Катастрофически падает и без того низкая у нас ценность человеческой жизни. Превалирует пропаганда войны, ненависти, расправы. Превалирует то, что Горький назвал «грязной литературой», которая «в людях возбуждает все темные инстинкты... чувства негодования, обиды, – чувства, возбуждающие месть».
А тот, кто пытается думать, говорить вслух правду о неизбежных печальных последствиях нашей новой внешней политики, воспринимается многими как «враг». Совсем недавно в очереди на вход в «Ломоносовский центр» МГУ, где в марте 2016 года проходил Московский экономический форум, ко мне подошел почти мой ровесник, лет семидесяти. Смотрит в глаза и говорит: «Вы враг, Вы подорвали у людей веру в социализм». Никогда в России не был так силен запрос на ложь и никогда так не была ненавистна правда.
«Надо же понять, пора понять, – призывал русского человека его дитя Максим Горький, – что самый страшный враг свободы и права – внутри нас: это наша глупость, наша жестокость и хаос темных анархических чувств». Горький обращал внимание на негативные последствия «милитаризации сознания», особенно милитаризации искусства, которая «возбуждает жажду крови, убийства, разрушения». Вместо того, чтобы воспитывать так необходимое русскому народу «чувство брезгливости к убийству, чувство отвращения к нему, милитаризация сознания, и особенно искусства, говорил Горький, убивает у русского человека и без того слабый у него инстинкт самосохранения. Люди, писал уже Иван Бунин в 1918 году, «спасаются от страха перед своим будущим только слабостью своих способностей – слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить». Но ведь и сегодня нежелание думать и видеть вызвано теми же страхами.
Все актуально, все не в бровь, а в глаз, что писали о русском человеке Иван Бунин и Максим Горький в это страшное время начавшейся гражданской войны 1917 – 1920 годов. Я бы мог до бесконечности проводить параллели между теми угрозами духовному здоровью русского народа, которые называли в цитируемых мной произведениях Иван Бунин и Максим Горький, и теми угрозами существованию России, которые обнаружились во всей страшной красе во время «русской весны». И еще более важно.
Накануне столетнего юбилея ленинского Октября важно видеть и знать, что все слабости, особенности русского национального сознания, которые привели к власти большевиков, не только сохранились, но и благодаря семидесятилетнему коммунистическому эксперименту укрепились. Сохранились и укрепились, как свидетельствуют нынешние настроения, прежде всего то, что Николай Трубецкой называл «наследством Чингисхана», то есть «азиатская доблесть смирения». Более двухсот человек погибло над Синаем в результате теракта, последовавшего через несколько дней после начала наших бомбардировок ИГИЛ в Сирии. Но никто никогда и не подумал призвать к ответственности власть, которая не позаботилась о мерах по увеличению безопасности пассажиров, продолжающих летать в страны, в которых существует возможность для терактов ИГИЛ.
Народ по традиции терпит все неудобства нарастающей бедности, вызванные откровенными ошибками в нашей внешней политике. Чего стоит только авантюра с созданием Новороссии. Несколько сотен наших добровольцев погибли, как выясняется, только для того, чтобы Ахметов снова стал хозяином Донбасса. Но все молчат. Смирение и терпение для нашего русского человека прежде всего. Хотя гибридная война в Донбассе с самого начала не пользовалась поддержкой большинства населения страны. Ведь всегда поразительная внушаемость русского человека делала его легкой добычей различного рода шарлатанов, обещающих ему в два года построить рай на земле. Кстати, иностранцы, изучающие и описывающие особенности русского человека еще в XIX веке, поражались этой особенности русского человека резко менять свои настроения в зависимости от того, кого они слушают. Поражались этой податливости к механике пропаганды.
«Масса нации, – писал еще в 1869 году русский чиновник, немец по происхождению, Винборген, – представляет собой податливый воск, который отлично подойдет для того, чтобы его каждый день заново формировали и переформировывали политические механики... Оттого так трудно определить, какой принцип окажется в основе новой эры».
И когда начинаешь соотносить все то, что писали о слабостях, о пороках русской народной души и пороках ложного русофильства со страстями, которые вызрели у русского человека вместе с «русской весной», то становится страшно. Получается, что в духовном отношении мы, русские, прожили сто лет, ровно сто лет впустую. Реального оздоровления русской нации за сто лет так и не произошло. У нас так и не произошло отвращения к убийству, к которому призывали и Иван Бунин и Максим Горький. Ведь вся наша пропаганда военных успехов «бывших шахтеров и трактористов» Донбасса, все эти призывы сбросить на Стамбул атомную бомбу на самом деле были откровенной пропагандой убийства. Негативные моральные и духовные последствия нынешней милитаризации сознания сопоставимы с негативными последствиями милитаризации сознания в России, вызванные войной 1914 – 1918 годов. А мы сегодня с утра до вечера внушаем русскому народу, что без насилия невозможно сохранить национальное достоинство.
И здесь возникает главный вопрос, на который мы уже должны сами ответить, без подсказок того же Ивана Бунина или Максима Горького. Почему разрушение тоталитарной советской системы, политические свободы 1990-х так и не привели в России к созданию полноценной европейской демократии? Такие же православные народы, как мы, болгары и румыны, сумели создать механизм демократической смены власти. Болгары и румыны сумели создать политическую систему, основанную на разделении властей, на системе сдержек и противовесов. А русские – нет. И самое страшное, даже некоторые народы Африки после колониализма сумели худо-бедно создать полноценные конституционные республики.
А в России, спустя четверть века после августовской революции 1991 года, мы вернулись к традиционному русскому самодержавию. На самом деле у нас нет ни политиков, ни политики. Вся власть сосредоточена в руках одного человека и, соответственно, судьба страны и во многом человеческой цивилизации зависит от состояния ума и души Владимира Путина. И при этом внизу, на уровне населения – поразительная апатия, равнодушие, дефицит воли, отсутствие самого элементарного, т.е. способности связать очевидные ошибки внешней политики Путина со своим ухудшающимся экономическим положением.
Мне думается, что корень проблемы не только в нашем традиционном дефиците способности к самоорганизации, но и в нашей традиционной русской бедности. Наши реформаторы 1990-х, команда Гайдара, не понимали, что в условиях тотального обнищания миллионов людей, вызванного их рыночными большевистскими реформами, в условиях запредельного разрыва между громадным состоянием нескольких сотен людей, в чьи руки перешло все национальное богатство, и предельной бедностью подавляющей части населения, не могла зародиться никакая демократия. Рыночные реформы подорвали даже слабые предпосылки создания демократии, которые создала советская система. Какая может быть демократия, когда наверху люди, у которых все есть, у которых и семья, и деньги, и дома за границей, а внизу – миллионы людей, которые ведут нищенскую жизнь и которые уже лишены возможности за свои деньги приобрести квартиры, обеспечить полноценную жизнь для своих детей.
В этом обществе нет не только экономического равенства, что по природе невозможно, но и морального равенства. 1990-е породили скрытую ненависть к тем, кто наверху. Может быть, историческая миссия Путина и состоит в том, что он защищает богатых от очередного русского бунта и очередного русского передела собственности. Кстати, реформаторы во главе с Березовским и Чубайсом, и привели команду Путина к власти, привели к власти военных, чтобы они защищали созданную реформаторами олигархическую систему.
Но, к сожалению, Запад этого ничего не знает. Надо учитывать, что взамен советской системы ничего не было создано. Сами по себе бывшие колхозники, как выяснилось, не были готовы не только к подлинной, свободной производственной кооперации, но и даже к самой элементарной, бытовой.
Путинские «нулевые» очень много дали для преодоления нищеты 1990-х. это правда, и в этом его историческая заслуга. Доходы населения в «нулевые» выросли в два с половиной раза. Но рост благополучия в условиях возрождающейся самодержавной политической системы вел не к росту политической активности населения, а, напротив, что мы наблюдаем сегодня, к росту «всенародной любви к национальному лидеру». И сейчас, когда внешняя политика Путина привела к санкциям, по сути подорвала экономические условия развития страны, вообще просто смешно говорить о каком-то развитии демократии, о «второй перестройке».
Ситуация на дне общества, среди нуждающихся, живущих за чертой бедности, а их в России уже 23 миллиона, как доказывал в июле этого года на русской секции всемирной организации «Моральное перерождение» в Caux (Швейцария) руководитель Российского благотворительного фонда «Предание»Владимир Берхин, тревожная. Нуждающиеся люди, рассказывал он, утратили интерес не только к политике, но даже к абстрактным понятиям, которыми пользуются политики. Люди, с его точки зрения, утратили интерес ко всему, что выходит за пределы их сегодняшних материальных потребностей.
Русского человека, считает Владимир Берхин, уже не соблазнишь, как в прошлом, различного рода красивыми картинками или коммунистического, или демократического рая. «Мы должны учитывать, обратился к своим коллегам, руководителям благотворительных организаций Запада Владимир Берхин, что русская нация в последние 100 лет живет в состоянии непрекращающегося стресса: мировые войны, революции, репрессии, жестокий бедный недружелюбный советский мир, его болезненное крушение, и снова войны, и снова потери и снова страх. И все это отнюдь не способствует доверию русского человека к абстрактным понятиям».
К тому же, продолжал Берхин, «каждая новая беда в России происходит под новые красивые слова и абстрактную концепцию, как в кино: красные приходят – бьют, белые придут – бьют, рыночники пришли – били, а теперь патриоты пришли – тоже бьют, и так далее». Я так обстоятельно процитировал размышления Берхина, ибо они подтверждают мои предположения о причинах русских неудач в строительстве демократического, нетоталитарного общества. Не может нация, большинство которой всегда, не только за последние 100 лет, составляют бедные, нуждающиеся люди, не только создать Магдебургское право, но и жить в соответствие с ним, с законами нормального гражданского общества.
Рожденная бедностью зависть, злоба, отчаяние, агрессия, нетерпение могут породить только бунт. А в перерыве между бунтами, как у нас было, и бедности сопутствует покорность, апатия, вера в чудо, надежда на случай, халяву, и всевластие руководителей нашей страны. Мы до сих пор не может понять, что в результате так и не преодоленной бедности не может зародиться сознание ценности человеческой жизни. Бедный не ценит не только чужую, но и свою жизнь. Рационализм, реализм, чувство меры, способность слушать другого человека, считаться с его мнением – эти качества, на которых держится демократия, как полноценная жизнь не совместима с психологией русского человека, который веками мучается неустроенностью быта.
Конечно, надо быть справедливым. Даже наша нынешняя бедная русская демократия, сосуществующая с самодержавием президента Путина, является прогрессом по сравнению с советскими временами. Все-таки сохраняется право на эмиграцию, у людей сохраняются заграничные паспорта, сохраняется свобода собраний, свобода слова, по крайней мере на страницах газет, т.е. сохраняется все то, что было категорически запрещено в СССР. Но лично я не вижу, как выйти из тупика, рожденного и нашей традиционной русской бедностью и, соответственно, укрепляющимся самодержавием Владимира Путина.
Понятно, что Россия никогда не согласится с предложением Григория Явлинского и уже никогда не откажется от присоединенного Крыма. И, соответственно, наивно ожидать, что Запад откажется от нынешней политики постепенного подрыва экономической базы самодержавия непредсказуемого для него Путина. Все вменяемые люди в России понимают, что чуда не будет, что нас ожидает только дальнейшая постепенная деградация и без того тощего русского благосостояния. Уже многие, даже далекие от политики люди, сегодня говорят, что вместо советского тупика мы избрали посткрымский тупик. И, кстати, многие в стране действительно готовы жить на минимуме материальных благ. Структура потребления у людей быстро перестраивается и переходит на советские нищие стандарты. Отсюда и мой пессимизм, пессимизм человека, который сохраняет верность здравому смыслу и желанию.